Сочинение на тему Изложение монологов Григория Мелехова в романе «Тихий Дон»»

«И после того, когда полк вступил в полосу непрерывных боёв, Григорий всегда, сталкиваясь с неприятелем, находясь в непосредственной от него близости, испытывал всё то же острое чувство огромного, ненасытного любопытства к красноармейцам … «А что за люди? А какие они?» … Тут ему приходилось иметь дело с русскими солдатами, с какими-то иными людьми …». Мы видим, что Мелехову не знакомы эти люди – красноармейцы, он не знает кто они, какие они, испытывает острое чувство любопытства к этим людям, хочет их узнать. Он не понимает, почему с ними воюет, зачем и для чего. «Григорий перебрасывал взгляд с дороги на скачущую зимнуху. «Точи-плуг! Точи-плуг!» - выщёлкивала она. И нечаянно вспомнилось Григорию, как вместе с Петром в детстве пасли они в степи индюшат, и Петро, тогда белоголовый, с вечно облупленным курносым носом, мастерски подражал индюшиному бормотанью и так же переводил их говор на свой детский, потешный язык. Он искусно воспроизводил писк обиженного индюшонка, тоненько выговаривая: «Все в сапожках, а я нет!» … как старый индюк, ходил боком, бормотал: «Гур! Гур! Гур!» Тогда Григорий смеялся счастливым смехом …» В этом монологе Григорий вспоминает о своём детстве, о доме. Монолог показывает, что где бы не находился Григорий, в какой бы сложной ситуации он не был, единственным успокоением для него было это воспоминания о доме, там где он родился, жил, работал. Ведь именно в доме и в семье он нашёл свою правду. «… Григорий остро ощутил горделивую радость: такой массой людей он ещё никогда не командовал. Но рядом с самолюбивой радостью тяжко ворохнулись в нём тревога, терпкая горечь: сумеет ли он водить так, как надо? И ему ли властвовать над тысячами жизней и нести за них крестную ответственность. «А главное против кого веду? Против народа… Кто же прав?». Здесь мы видим, что Григорий находится в состоянии тревоги, растерянности. Ему впервые довелось командовать тысячами казаками, и он не хочет жертвовать их жизнями и нести за них ответственность. А самое главное в том, что он не понимает против кого поведёт их, опять же зачем? И кому верить, кто прав? Также можно найти монологи, в которых Григорий думает о смерти, что ему незачем жить, он всё испытал, всё перепробовал, а жизнь ничего нового не преподносит: «Жил и всё испытал я за отжитое время. Баб и девок перелюбил, на хороших конях… эх!... потоптал степя, отцовством радовался и людей убивал, сам на смерть ходил, на синее небо красовался. Что же нового покажет мне жизнь? Нету нового! Можно и помереть. Не страшно». Можно выделить монолог, в котором мы видим проявление любви, заботы Григория к Аксинье: «Единственное, что оставалось ему в жизни это – с новой и неуемной силой вспыхнувшая путника в знобящую чёрную осеннюю ночь далёкий трепетный огонёк костра в степи. Вот и сейчас, возвращаясь из штаба, он вспомнил о ней, подумал: «Пойдём мы на прорыв, а она как же? – и без колебаний и долгих размышлений решил: - Наталья останется с детьми, с матерью, а Аксютку возьму. Дам ей коня, и пуща при моём штабе едет». Как могло случиться, что великую книгу о революции, «о белых и красных» — приняли одновременно и «белые», и «красные»? «Тихий Дон» высоко оценивал атаман П. Краснов, чья ненависть к советской власти привела его к союзу с Гитлером. Но роман поддержал и И.Сталин, сказав М.Горькому в адрес руководителей РАППа: «Третью книгу «Тихого Дона» печатать будем!» Это решение Сталина было полной неожиданностью для ультралевых радикалов, чье отношение к «Тихому Дону» и его главному герою Григорию Мелехову укладывалось в формулу: «Тихий Дон» — белогвардейский роман, а Григорий Мелехов — отщепенец, враг советской власти; такой роман мог написать только апологет белого казачества. Как это ни парадоксально, но ультралевые в этом вопросе, по законам упрощенного, черно-белого мышления, сомкнулись с ультраправыми, которые заявляли: «Тихий Дон» не мог написать коммунист; его мог написать только белый офицер. А с точки зрения рапповцев — подкулачник. Надо окунуться в то время, чтобы понять, насколько серьезными были эти обвинения — в условиях, когда разворачивалась политика ликвидации кулачества как класса. Самой высокой духовной ценностью для М.Шолохова было чувство любви к родине и ее народу, имеющему полное право на счастье. Но Шолохов не мог принять тех жестоких путей, которые были навязаны народу в борьбе за его счастье. Он не принимал стремление «выпрыгнуть» из истории, форсировать естественное течение исторического времени по принципу «цель оправдывает средства». «А что еще у нас могло после революции получиться? — говорил он сыну. — Вот, скажем: «Вся власть Советам». А кого в Советы? Кто конкретно и над кем должен властвовать? Думаешь, кто-то знал ответ? «Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов» — вот и все. Но это, милый мой, на плакатах хорошо. На стенку вешать да на митинги таскать. А ты с этим в хутор приди, к живым людям. Рабочие там, понятно, не водились. Крестьяне? Крестьяне — пожалуйста, сколько хочешь, все крестьяне. Кто .же будет от них депутатом? Если их самих спросить? Да уж, конечно, не дед Щукарь. И не Макар с Разметновым, которые и семьи-то собственной сложить не могут, в собственных куренях порядка не наведут. И в хозяйстве они ни черта не смыслят, потому как и не имели его никогда. Казаки им так и скажут: вы, мол, братцы, двум свиньям жрать не разделите, потому что больше одной у вас сроду и не бывало, какие же вы для нас советчики? А яков лукичей да титков — нельзя. Советы и создавались, чтобы уничтожить их как класс. Вот и оказались самыми подходящими «солдатские». Кто с оружием в руках завоевал эту власть, тому и властвовать... И вот расселись эти герои революции по руководящим креслам. И в первую же минуту у каждого из них в голове: а что же делать-то? Знаний-то фактически никаких. Только и оставили войны уменье одно — получать приказы да отдавать». Самое примечательное в этих размышлениях Шолохова о прошлом страны — его позиция: он со всей очевидностью был не на стороне Макара Нагульнова и Разметнова и с сочувствием относился к крепким, настоящим хозяевам, которых ликвидировали «как класс». В-этих размышлениях Шолохова коренится и ответ на вопрос, который так занимал и рапповцев, и «антишолоховедов»: почему в «Тихом Доне» менее привлекательны характеры большевиков, чем казаков? Он в своем романе шел от правды жизни. Когда Шолохов создавал характеры того же Подтелкова или Мишки Кошевого и Давыдки, он рисовал их не как неких «идеальных героев», а как людей, еще только нащупывающих свой новый жизненный путь. На каждом из них лежит своя доля ответственности — большая у Штокмана и Мишки Кошевого, меньшая у Ивана Алексеевича — перед народом за «перегибы», которые принесли людям столько бед. За сложностью отношения Шолохова к этим фигурам — сложность его отношения к революции и гражданской войне, которое изначально не было однозначным. Эпопея вмещает в себя целое десятилетие - с 1912 по 1922 год. Мирно и спокойно течет жизнь казачьего хутора Та тарский, прерываемая разве что молвой о дерзкой связи замужней солдатки Аксиньи Астаховой с Гришкой Мелеховым. Страстное, всепоглощающее чувство вступает в противоречие с нравственными устоями казачьей старины. То есть уже в начале романа мы видим заявку на самобытные, яркие характеры, сложные и тонкие отношения героев, их непростые судьбы. Именно в Григории и Аксинье наиболее полно и глубоко выразились характерные типические черты казачества, прошедшего долгий и мучительный путь исканий и ошибок, прозрений и потерь. Кроме того, история женитьбы Григория Мелехова, безусловно, говорит о том, что в казачьей среде сын должен был безропотно подчиняться отцу, принимать его решение как должное, даже если оно определяло всю его дальнейшую жизнь. Именно это произошло и с Григорием. Пассивно подчинившись воле отца, он вынужден был в дальнейшем расплачиваться да эту ошибку, делая несчастными двух незаурядных, гордых и любящих его женщин. Драматизм личной судьбы Григория Мелехова усугубляется теми потрясениями, которые лришли на мирную донскую землю в 1918 году.