Сочинение на тему Трифонов Юрий Валентинович»

Юрий Трифонов родился в Москве, 28 августа 1925. Его отец, Валентин Андреевич Трифонов, профессиональный революционер, прошедший царскую каторгу и ссылку, во время войны был членом коллегии Наркомвоена, членом Реввоенсовета ряда фронтов. Семья Трифонова жила в “доме на набережной”, на Берсеневской набережной в Доме Правительства, как его называли. Судьба отца трагична – его жизнь оборвалась в 1938 году. Юрию Трифонову было пятнадцать лет, когда началась Великая Отечественная Война; одно время он жил в эвакуации в Средней Азии затем – работал на авиационном заводе в Москве. Летом 1944 года Юрий Трифонов подает документы в Литературный институт. Первая его повесть, “Студенты”, была дипломной работой. В этом произведении мы встречаем положительного героя, студента литературного факультета Вадима Белого, который рассуждает о литературе. Например, так: “Это Достоевский, которого народ не понимал и не поймет никогда ”. Уже в “Студентах” среди действующих лиц мы обнаруживаем начинающего писателя – Сергея Палавина. Он выступает перед студентами с чтением своей повести “Высокий накал ”. Излагается ее содержание: “Токарь Толокин полюбил секретаршу заводоупарвления Полю. Поля принимает решение перейти работать в цех, но Толокин против. Он не верит, что она сможет работать по-настоящему” Трифонов дает на “пробу” и стилистику повести Палавина: “А в широкие фрамуги врывалось ослепительное весеннее солнце”. Повесть слушатели не принимают, при обсуждении горячо говорят о ее схематизме. И – последняя деталь главы, в которой рассказано о чтении повести конъюнктурщиком Палавиным: “Яркая большая афиша палавинского вечера болталась на гвозде. Потом кто-то из танцующих задел ее, она свалилась на пол, и еще кто-то мимоходом отбросил ее под рояль ”. Не слабее “ослепительного весеннего солнца ”, которое “врывалось ” ! Но молодой писатель Трифонов этого не чувствовал. Не чувствовал он и того, что в принципе его вещь родственна, близка по схематизму, конъюнктурности палавинской повести. Только у Палавина из фрамуги “врывалось ослепительное весеннее солнце ”, а у творца, Трифонова, повесть начинается тем, что солнце плавит укатанный уличный асфальт; Окна ослепительно пылают ”; а кончается – “солнце пылает в стекле распахнутых окон ”, то есть одна и та же “творческая манера ” ! Рукопись Палавина, разгромленная, как близнец, оказывается похожа по стилю на повесть Трифонова. То, что Палавин – начинающий писатель, не чувствовалось ни в его словах, ни в его мыслях, ни в его поступках. Здесь, в “Студентах ”, Трифонов изображал поверхность, результат. И так как с самого начала повести ясно, что от Палавина ничего хорошего ждать не следует, ничего заранее не ждешь и от его повести. С той же предопределенностью изображается в “Студентах” и заводской литературный кружок, который ведет Вадим Белов – главный герой и оппонент Палавина. Обсуждаются, например, графоманские стихи слесаря Батулина: Здесь электрические дрели Поют лирические трели, И пневмотолот Вечно молод, Весь день грохочет и стучит. Вадим, мобилизовав весь свой подразумеваемый педагогический дар, говорит на обсуждении: “В поэзии все должно быть точно. И главное в ней – это не звонкая рифма, а интересная, глубокая мысль”. Не очень свежее умозаключение, не так ли? Больше всего в повести говорят именно о литературе – факультет-то литературный! На вопрос о своем писательском пути Ю. Трифонов отвечал так: “Этот вопрос касается не только моего собственного развития как писателя. Оно обусловлено временем, в которое я жил. Ведь это время очень изменилось. Роман “Студенты” был написан в 1949-50 годах. Теперь мы уже, слава богу, вступили в 80-е годы. Я уже в течение почти тридцати лет профессиональный писатель. И жизнь нашей страны колоссально изменилась за эти тридцать лет. Если вспомнить, что было тридцать лет назад, что было в разных сферах нашей жизни, то мы даже сегодня задним числом можем удивляться тому, что такие колоссальные изменения стали возможны и что они произошли, потому что, когда живешь в этом времени, почти не замечаешь всех изменений. Значит, нужно оглядываться назад. С изменением жизни, условий жизни изменилось и мое отношение к этой жизни. И кроме того, я стал более опытным, более зрелым писателем. Я хотел найти новый ключ к пониманию действительности, новую стилистику. поэтому я стремился уйти от студентов”. Некоторые критики высказали в мой адрес довольно наивные упреки: что это значит? В “Студентах” вы писали так, изображали студенческую жизнь того времени так, а в “Доме на набережной” совсем иначе? Некоторые считали, что “такая литература не безвредна, в особенности будучи обращенной к молодежи. Фальшь есть фальшь, хотя бы даже невольная. И на неокрепшее юношеское понимание она способна оказывать отнюдь не благотворное воздействие. В оправдание автора “Студентов” можно сказать лишь, что самому Юрию Трифонову было тогда 25 лет”.Такая постановка вопроса кажется мне догматической. Изменился не я, невероятно изменилось время. Время научило меня смотреть другими глазами на знакомые события”. Жажда справедливости Роман “Утоление жажды” трудно появлялся на свет. Писался он по договору с журналом “Знамя”, закончен был к концу 1962 года, но по представленной рукописи журнал отказался его печатать. Трифонов показал роман в “Новый мир”, но и там получал скоропалительный отказ. В конце концов роман все-таки был напечатан в “Знамени”. В романе две сюжетные линии: линия, рассказывающая о строителях Каракумского канала, и линия судьбы самого рассказчика, Петра Корышева. Впервые Впервые на страницах трифоновской прозы появляется герой писатель ( если не считать раннего опыта с Сергеем Палавинын – но там “писательство” не было той внутренней проблемой которой оно является в “Утолении жажды” ). Жанровая форма романа, к которой Трифонов обращается впервые, открывает ему новые возможности – увидеть человека в его сложных взаимосвязях с обществом. Роман был актуален не столько по “географии”, сколько по изображенному времени конца 50-ых, когда у людей возникла “жажда не менее сильная, чем жажда воды, жажда справедливости”, – времени ХХ съезда партии, восстановившегося историческую справедливость в отношении тех, к которым относился и коммунист Валентин Андреевич Трифонов., отец писателя. На страницах романа ведется спор: “- Вы знаете, как туркмены утоляют жажду? Вот послушайте: сначала утоляют “малую жажду”, две – три пиалки, а потом, после ужина, – “большую жажду”, когда поспеет большой чайник. А человеку, который пришел из пустыни, никогда не дают много воды. дают понемногу. - Иначе ему будет плохо, сказал Платон Кирьянович. - Да не будет никому плохо! Чепуха это! Не верю! – говорит Тамара возбужденно. – Как может быть чересчур много правды? Или чересчур много справедливости?” Притча об “утолении жажды” определяет главную внутреннюю тему нового романа Трифонова, особенно явно звучащую в истории журналиста Петра Корышева, от лица которого ведется повествование. С многозначительного мотива жажды и духоты и начинается роман, в котором экзотика пустыни снижена, “заземлена” буквально с первых строк: “Ехать было мучительно, мы сидели в трусах и в майках на мокрых от пота матрасах и обмахивались казенными вафельными полотенцами. Я ехал В пустыню потому, что у меня не было выхода. И я не любил ее, и не думал о ней, не вспоминал о ней. Я вспоминал о другом. И, кроме того, меня мучила жажда” Герои романа находятся в состояние перманентного спора. Спорят их жизненные позиции, уклад и образ жизни – спорят, так сказать, не только слова. Спор идет о самом главном – о времени: “Люди спорили о крутизне откосов, дамбах о фразах, о мелочах, но на самом деле это были споры о времени и судьбе ”. Эти споры о времени разворачиваются на разных уровнях романа. Петр Корышев, человек молодой, но уже много испытавший (отец его был репрессирован и посмертно реабилитирован ), ощущает себя надломленным ( “Проклятая неуверенность. Она сидит во мне, как бацилла” ). Его положение в жизни ( начало романа) Крайне не устойчиво, нестабильно: нет еще не работы не твердой почвы под ногами.