Сочинение на тему Ричардсон Сэмюэл»

Юность матушки Татьяны Лариной пришлась на последнее десятилетие ХVIII века; отголоски былой славы Ричардсона еще звучали в Европе, считалось хорошим тоном любить его романы, даже если вы их не читали. В «Памеле», «Клариссе», «Истории сэра Чарлза Грандисона» особенно ярко, убедительно воплотились идеалы и жизненные ценности эпохи Просвещения со всеми ее свершениями и слабостями, духовными взлетами и иллюзиями. Восторженно встреченные читателем ХVIII века, романы эти с наступлением новой романтической поры перешли в разряд старомодных и скучных: «И бесподобный Грандисон, который нам наводит сон» (Пушкин). Литература перестала претендовать на создание образцов человеческого поведения, и нравственный пафос Ричардсона, его дидактизм начали раздражать новое поколение читателей, чьи вкусы надолго определили пренебрежительное отношение к творчеству этого писателя. А между тем столь любимая Пушкиным Татьяна, чуждая в своей провинциальной глуши капризам литературной моды, продолжала с упоением читать его романы и, воображая себя Клариссой, сочиняла письма «для милого героя», вкладывая в них «свой тайный жар, свои мечты...» Драматическая острота коллизий и эмоциональная напряженность действия, богатый внутренний мир и душевная тонкость героинь — не будь их, «нравоучительные и чинные» романы Ричардсона и в ХVIII ве-ке не вызвали бы такого искреннего и горячего сочувствия. Недаром Ричардсон давно уже признан классиком английской литературы, родоначальником английского психологического романа. Сэмюэл Ричардсон сделал карьеру, типичную в ХVIII веке для энергичного и работоспособного человека третьего сословия. Сын столяра, отданный в ученики к лондонскому типографу, он прошел путь до владельца собственной типографии и главы гильдии типографов и очень гордился тем, что своими силами достиг уважаемого положения в обществе. В то же время, начав в 50 лет сочинять романы, он остро ощущал, что ночные чтения тайком от хозяина при купленной на заработанные гроши свечке не смогли заменить настоящего образования, а слабое знакомство с древними языками, греческой и римской классикой (знание которых считалось необходимым для любого культурного человека) невыгодно отличало его от других романистов, в первую очередь от основного литературного оппонента и соперника Генри Филдинга. Как и Даниэль Дефо, Ричардсон происходил из среды пуритан-диссидентов, религиозных раскольников, исповедовавших гораздо более радикальные протестантские идеи, чем официальное англиканство. Кроме того, они подозрительно относились к творческой фантазии, полагая, что художественный вымысел недалек от лжи, одного из самых страшных для протестанта грехов. Здесь читали главным образом Библию и религиозно-дидактические сочинения, дозволялись также жизнеописания реальных людей, служившие поучительными примерами богобоязненного или порочного поведения. Помня об этом, Ричардсон выдавал себя не за автора романов, а лишь за издателя якобы подлинных писем (хотя это никого уже не могло обмануть). Он был глубоко убежден в том, что литература должна поучать и возвышать читателя, помогать ему выбрать правильный образец поведения. Еще на рубеже ХVII—ХVIII веков диссиденты продолжали жить обособленными религиозными общинами, посещая свои молитвенные собрания и чуждаясь всяческих развлечений. Но как раз поколение Ричардсона стало свидетелем и участником важных перемен. Бурное развитие экономики повлекло за собой быстрый рост третьего сословия, повышение социального статуса многих его представителей. У них появились новые возможности породниться с аристократией, желание иначе, чем раньше, проводить досуг. В этих условиях пуританские идеалы постепенно теряли свою цельность и воинственную замкнутость, изменялись под влиянием просветительских взглядов. Пуританская личность вступала в светскую, ориентированную на земные интересы культурную жизнь, стремилась освоить новое для себя духовное знание, в то же время пытаясь привнести в него собственные нравственные идеалы. Этот процесс и отразили произведения Ричардсона. Преуспевающий типограф начал свою литературную деятельность с того, что издал собрание писем-образцов, показав читателю из третьего сословия, какого словесного этикета следует придерживаться, сочиняя письма. Ситуация одного из писем увлекла воображение автора и легла в основу его первого романа «Памела, или Вознагражденная добродетель» (1740—1741). Ричардсон рассказал реальную историю, которую слышал от знакомого: о том, как хозяин попытался соблазнить свою служанку, но, не добившись успеха, женился на добродетельной девице. Ричардсону важно было доказать, что сюжет из близкой и знакомой каждому его читателю жизни может быть ничуть не менее увлекателен, чем необычайные героические и волшебные приключения знатных дам и кавалеров в тех галантно-авантюрных романах, которыми еще зачитывались его современники. И это ему удалось, но именно потому, что он не просто «правдиво» и обстоятельно изложил подлинную историю, а открыл и высветил в ней идеальный нравственный смысл и преподнес ее как достоверный в своих бытовых подробностях и психологически точный образец поведения героини. Воспитанная бедными, но добродетельными родителями и попавшая в услужение к почтенной старой госпоже, Памела сознательно поступает так, как велит религиозный долг. После смерти старой хозяйки приглянувшаяся ее сыну героиня с демократическим задором отстаивает свое право на добродетель: пусть она всего лишь служанка, ее душа так же бессмертна, как и душа принцессы. Тем самым Памела борется за свободу своей воли и цельность своей личности. Но сохранение нравственной свободы — это и необходимое условие ее счастья в земной жизни. Ричардсон утверждает, что религиозный долг и мирские устремления человека вовсе не противоречат, а, напротив, дополняют друг друга. Это был очень важный момент — протестантская нравственность и просветительские поиски счастья соединились в романе. Современное безрелигиозное сознание вряд ли сможет понять восторг жителей английской деревушки Слау, которые собирались на пороге кузницы слушать чтение «Памелы» и, дойдя до ее свадьбы, так обрадовались, что отправились звонить в церковные колокола. Добродетель может восторжествовать и обрести награду еще в этой, земной, жизни, ее уделом не должно быть одно лишь страдание и упование на справедливость за гробом. Нравственная энергия человека способна преобразовать мир и принести ему счастье! Это было доказано в «Памеле» с такой бытовой и психологической достоверностью, что не вызывало сомнений. История Памелы изложена в письмах юной героини родителям, где она подробно, день за днем сообщает обо всем, что с ней происходит. Памела пишет обычно под впечатлением какого-либо разговора или события, еще не зная, что ждет ее дальше. Ричардсон считал найденную им манеру повествования особенно подходящей для того, чтобы раскрыть внутренний мир героини: ведь пока Памела негодует, оправдывает свои поступки или тревожится за будущее, читатель имеет возможность заглянуть в ее душу и даже порой увидеть в ней то, чего сама она еще не осознает, например, что любит хозяина, хотя в пылу борьбы за свою добродетель и не желает себе в этом признаться. Второй и по общему признанию наиболее удачный роман Ричардсона «Кларисса Гарлоу, или История молодой леди» (1747—1748) гораздо бо-лее трезво оценивает ту социальную действительность, где стремится най-ти себе новое место пуританская личность, а кроме того, более сложно и драматично изображает конфликт основных персонажей. В начале романа Кларисса — 16-летняя красавица, благонравная и образованная, повсеместно превозносимая как воплощенное совершенство. Мир в разбогатевшем и респектабельном буржуазном семействе Гарлоу нарушается, когда дед, в обход отца и брата Клариссы, оставляет ей значительное наследство. А сватовство блестящего аристократа Ловласа настраивает против нее и старшую сестру, которой он пренебрег. Семья отказывает Ловласу от дома и требует, чтобы Кларисса передала отцу право распоряжаться наследством и вышла замуж за выскочку богача Солмса.