Сочинение на тему Судьба русской интеллигенции в русской литературе 20-х годов xx века»

Интеллигенция — самый уязвимый класс общества, вернее, даже не класс, а прослойка. Именно из-за того, что интеллигенцию составляют люди из разных общественных классов, во времена любых социально-политических кризисов страдает более всех она. Ни один общественный класс не признает в интеллигенте своего человека, даже если этот человек живет в том же квартале, в том же доме, а его родители работали в одном и том же цехе с вашими. Поэтому поднявшиеся массы, всегда страдающие ксенофобией, в первую очередь истребляют тех, кто как будто и свой, но однако, не похож на других по своему образу жизни, по стандартам, предъявляемым к жизни. Так было и во время революция 1917 года, и в гражданскую войну. “Ты из киндербальзамов, и очки на носу. Какой паршивенький! Шлют вас, не спросясь, а тут режут за очки”. “Канитель тут у нас с очками, и унять нельзя. Человек высшего отличия — из него здесь душа вон. А испорть вы даму, самую чистенькую даму, тогда вам от бойцов ласка...” (И. Бабель, “Мой первый гусь”). Так относились к интеллигенции революционные массы, низы, те, “кто был ничем” и стал “всем”, основная сила, совершившая революцию. Была и другая оценка интеллигенции со стороны принявших революцию людей. Так писатель А. Фадеев, в двадцатые годы создавший роман “Разгром”, действующие лица и сюжет которого очень напоминают реальных людей и реальные события из жизни партизана Фадеева, делил интеллигенцию на две группы. К одной он относился крайне отрицательно, ко второй — положительно, хотя с оговорками. В его романе показаны только два человека, которых можно отнести к интеллигенции. Этих двух людей автор сталкивает на протяжении всего романа, эти люди имеют противоположные мнения практически по любому вопросу. Причем автор каждый раз встает на сторону одного и того же героя. Эти два героя — Левинсон, командир партизанского отряда, и Мечик, городской парень, решивший податься в партизанский отряд и воевать против “белых”. Левинсон вышел из мелкобуржуазной семьи, получил образование, женился, имел детей, но пошел в партизаны. Уже в детстве отличался “недетским упорством”. “Он беспощадно задавил в себе бездейственную, сладкую тоску по ним (по птичкам, которые должны откуда-то вылететь и которых многие бесплодно ожидают всю свою жизнь) — все, что осталось в наследство от ущемленных поколений, воспитанных на лживых баснях о красивых птичках! Видеть все так, как оно есть, — для того чтобы изменять то, что есть, приближать то, что рождается и должно быть”, вот к какой — самой простой и самой нелегкой мудрости пришел Левинсон”. Левинсон подавил в себе все чувства и мысли, которые ему казались ненужными, непрактичными, мешающими Делу, он подчинил все в себе разуму, который был заполнен только одной идеей его Дела, войной, отрядом. Получив письма — одно от жены, от которой он долгое время не получал никаких известий, второе — от начальника партизанских отрядов по округу, Левинсон, не читая, положил письмо жены в карман и почти забыл о нем, всецело погрузившись в содержание второго письма. Таким образом, Левин-сон превратил себя в сверхчеловека, в “силу, стоящую над отрядом”, который всегда должен быть прав, который действует для людей, который помогает людям. Мечик же “только хотел”, а ничего не мог. Он пошел в отряд, “смутно представляя себе, что его ожидает”. Мечик совершает ряд предательств: сначала предает девушку, фотографию которой хранил, потом Варю, потом весь отряд, свою идею, себя самого. Мечик оказался размазней, пустоцветом, ничего не смог сделать. И осталась лишь мысль: “Что я наделал, как мог я это сделать, — я, такой хороший и честный и никому не желавший зла, — о-о-о... как мог я это сделать?” “А не все ли равно?” Автор показывает Мечика как никчемного человека, который не умеет “находить под ворохом всяких добрых и жалостливых мыслей и чувствований” “прямоту и трезвость”. Автор презирает Мечика за его индивидуализм, за то, что он не смог слиться с отрядом, как это сделал Левинсон, за то, что он ничего не может сделать, а только хочет, причем сам не знает чего. Несмотря на то что Фадееву нравится Левинсон, он вводит в роман героя, чьи достоинства высвечивают недостатки Левинсона, В романе есть откровенно вставная глава “Разведка Метелицы”, в которой командир взвода, ладный, красивый, физически крепкий Метелица, своей неуемной энергией покоряюще действовал на тех, кто был с ним рядом. Сам командир “втайне” любовался порывистыми действиями его гибкого тела. Эксинтеллигент Левинсон, вероятно, безотчетно чувствовал сам, что ему не хватает физической силы и ловкости, не хватает удали, присущих смелому и смышленому пастуху Метелице. Интеллигенция оказалась в очень сложной ситуации — нужно было сделать выбор — присоединиться или не присоединяться к революции. Интеллигенты, как никто другой, понимали весь ужас гражданской войны, насилия. Так, в рассказе И. Бабеля “Гедали” показана жуткая неразбериха, царящая в головах людей. “Революция — это хорошее дело хороших людей. Но хорошие люди не убивают. Значит, революцию делают злые люди. Но поляки тоже злые люди. Кто же скажет Гедали, где революция и где контрреволюция?” Интеллигент мог принять сторону большевиков, как И. Бабель и его повествователь Лютый. Так, в рассказе “Мой первый гусь” наглядно показано, что надо сделать, чтобы тебя приняли за своего, признали люди, для которых ты и стараешься. Надо раздавить голову гусю, С одной стороны, это просто, но, с другой — это убийство, уничтожение своих принципов, предательство самого себя. И. Бабель, в отличие от многих других растерянных, выбитых из колеи интеллигентов, таких, к примеру, как И. Бунин или М. Волошин, осознавал происходящее на редкость ясно, четко и полно. Он радостно приветствовал Октябрь и пошел в Первую Конную, имея за плечами опыт журналиста столичных газет, политработника, сотрудника в иностранном отделе ЧК, участника продовольственных экспедиций на Волгу. И. Бабель, вернее, Лютый понимал проблемы и задачи, стоявшие перед страной в тот период, как никто другой. Но как никто другой повествователь “Конармии” видел насилие, ужас, несправедливость, неправильность с гуманистической точки зрения войны. Это отразилось в рассказах “Переход через Збруч” — о бессмысленной жестокости поляков, не выполнивших единственной просьбы человека, умолявшего не убивать его на глазах дочери; “Письмо” — письмо одного из бойцов домой к матери, где на первом месте стоят рекомендации по уходу за лошадью, а на втором, как незначительное и само собою разумеющееся, описано убийство брата отцом, а потом убийство отца третьим братом. Лютый чувствовал невозможность слиться с массой до конца, чувствовал, что интеллигенция никогда не примет психологии и “гуманизма” массы. Так, в рассказе “Смерть Долгушова” Лютый не смог убить смертельно раненного и мучающегося бойца, и это пришлось сделать другому — Афоне. “— Афоня, — сказал я с жалостной улыбкой и подъехал к казаку, — а я вот не смог. — Уйди, — ответил он, бледнея, — убью! Жалеете вы, очкастые, нашего брата, как кошка мышку... И взвел курок. — Холуйская кровь! — крикнул Афонька. — Он от моей руки не уйдет...” То есть Лютый — это что-то среднее между фадеевскими Мечиком и Левинсоном. С одной стороны, он человек дела, славился выдержкой и храбростью, но с другой стороны, он не смог, да и вряд ли хотел изжить в себе гуман- ность, в досоциалистическом понимании, отказаться от понятий о добре и зле, о заповедях. В рассказе “Пан Аполек” Бабель полностью раскрыл свои принципы, “дал обет следовать примеру пана Аполека”, который смог в каждом человеке найти частицу Бога и заставить ей поклоняться. М. Булгаков, как известно не принявший революции, предлагает интеллигенту свой путь. Создать свой параллельный мир, отделенный от внешнего кремовыми занавесками. Там, за ними, жить в ладу с собой, не убегая никуда крысьей побежкой, просто жить. Не выходить никуда, не соприкасаться с тем миром, потому что от этого соприкосновения происходят лишь боль и страдания, голод и смерть. Семья Турбиных из “Белой гвардии” создала свой мир, в который стремятся все остальные герои, который охраняют часы с башенным боем и где звучит “Фауст”.